* * *
Не предаю, не притворяюсь и не трушу,
И не позарюсь я на лакомый кусок.
Я не доверю даже сердцу свою душу,
А если надо, пулю выпущу в висок.
Пробил в глуши, я протоптал свою дорогу,
В болоте лжи проложил жизненную твердь.
Ни предисловий не хочу, ни эпилога –
Поэт рождается и должен умереть.
Бывает жизнь темна и даже нет просвета,
Бывает, нет в кармане даже ни гроша,
Но есть распаханное поле у поэта,
Куда засеяна-застрочена душа.
Растут потомки, их характеры мужают,
Растут ростки – и колосятся семена…
Когда-то скажет эта строчка, пусть другая:
Поэт живёт совсем в другие времена.
Я сам воспитывал, что писано другими,
В чужих стихах я тоже сам себя искал.
И я нашёл своё потерянное имя,
И не берёг себя, но душу опекал.
Толпа сжимается всё время к середине,
В передних – пули, а по задним бьют хлыстом.
Найдётся тот, кто строй передний не покинет,
Увековечившись расписанным листом.
Он не предаст, не притвориться и не струсит,
И не позарится на лакомый кусок,
Он точно так же разбирается во вкусе,
Но просто в жизни верный делает бросок.